Ближайших соратников берут одного за другим. Те, кто занимали должности уровнем пониже, дают показания. Самого на допросы тоже вызывают, но без особого энтузиазма: пока явно есть некоторая дистанция между следователями и человеком номер 1 в этом деле. Дистанция, надо сказать, рукотворная. Пока нет команды, нет прямого указания, следователи будут явно отбывать номер и копить доказательства. Ожидание удара часто бывает больнее, чем сам удар.

О работе следователей знает вся страна. И не просто знает, а одобряет и поддерживает, рукоплещет. Особенно стараются бывшие подчиненные, которые, оказывается, всю дорогу не одобряли и осуждали «разрушительную деятельность».

Хотя, пока человек номер 1 был в силе, мало кто высказывался публично. Но теперь воля вольная: критика переходит в ругань, ругань — в торжествующий крик. «Вот мы же говорили как-то, что он негодяй, — так оно все и получилось». Тем временем тот, кто занял пост после, тщательно ревизует — то есть разрушает — все сделанное.

То есть, получается, всей радости — личная свобода, но она не в своих руках. Спасает не закон, спасает принадлежность к когорте, шедшей к власти. Боевое братство просто так со счетов не списывается — до поры до времени, конечно. Но, если завтра самому главному понадобится арест и суд, все состоится здесь и немедленно.

В итоге ни дела жизни, ни друзей, ни каких-то гарантий свободы и благополучия. Только воспоминания о том, как раньше хорошо и здорово жилось. Не потому, что сытно, но работы и возможностей было очень много. А теперь только надежда на то, что верховная длань все-таки позволит спустить дело на тормозах.

Это история не про отставного сталинского наркома, ожидающего на даче визита парней из НКВД. Это про бывшего министра обороны Анатолия Сердюкова и Россию 2013 года. Ему недавно пообещали, публично, прямо в эфире центрального телеканала, что он не обвиняемый, а свидетель. Пообещал очень важный человек, который несколько лет назад находился куда как ниже Сердюкова по карьерной лестнице. Верить или не верить в его слова — личное дело бывшего министра. Гарантии такого уровня даются и подтверждаются не по телевизору.

Анатолия Сердюкова абсолютно не жалко. Он сам себя загнал туда, где оказался.

Не в тот момент, когда стал строить финансовые схемы вокруг Минобороны: возможно, иного способа управлять государственной конторой в современной России не существует. И не тогда, когда привел свою команду в военное ведомство: генералы ненавидели «маршала табуреткина» и его девушек искренне и с огоньком. И даже не с началом военной реформы и пересмотром контрактов с оборонным комплексом.

Анатолий Сердюков загнал себя в свое «томительное сегодня», когда в составе когорты устанавливал нынешние правила игры. До поры до времени система была предельно вегетарианской по отношению к «своим». Совершившему политическую ошибку генералу дали сначала синекуру, а потом позволили спланировать в Думу. Хозяйственный работник был плавно выведен в отставку. Несколько героев былых аппаратно-политических сражений так же плавно переместились на не самые ключевые должности: «они не заслужили счастья, они заслужили покой». Но общее ужесточение нравов и усиление борьбы с коррупцией на нижних и средних этажах должно было привести к необходимости более существенной жертвы.

В нашей стране репрессии начинаются снизу, а потом постепенно поднимаются наверх. Зачем гоняют и сажают административную пехоту и сержантский состав? Да чтобы граждане видели (гражданам тоже достается, но они в целом к этому привыкли). Иначе никак. Потом огонь поднимается все выше и выше, однако интерес следователей к министрам вовсе не означает, что простые управдомы могут наконец засыпать спокойно. Совсем нет: когда допрашивают министров, у управдомов начинается совсем уж беспокойная жизнь. Если люди вынуждены рубить лес, то до щепок им уж совсем дела нет. Формат бывает разный — от людоедского до вегетарианского. Но суть одна и та же: были люди — и нет людей.

А вот смягчение нравов обычно идет сверху вниз. Сначала совсем большие начальники перестают стрелять и сажать друг друга, а потом уже с этажа на этаж — там и до управдомов дело дойти может.

Именно поэтому интересно, чем там кончится у Сердюкова.